Один шанс из тысячи [СИ] - Владимир Анатольевич Тимофеев

Требовалось только время на подготовку. Хотя бы сутки. Хотя бы полсуток…

— Виктор Иванович, а нельзя было без эскорта? Плетёмся, как черепахи.

— Думаешь, быстрее — это безопаснее?

— Не знаю. Просто не правится мне всё это. Объяснить не могу, но чувствую: что-то неправильно…

Колонна на самом деле двигалась медленно. Кортеж возглавлял угловатый БТР, следом шла машина сопровождения, сзади ещё одна. На охране настоял генерал Чень. Мол, до границы недалеко, и агенты мятежников шастают тут, как у себя дома.

По мере продвижения к дипломатической зоне, Черников всё больше и больше мрачнел, понимая, что зря согласился. До этого дня иностранцев, а, тем более, дипломатов, старались не трогать, но сегодня эта «традиция» могла быть нарушена. Приглашение российского консула в правительственный особняк, приватный разговор с зампредом Центрального военного совета, а теперь ещё и охрана просто не могли не насторожить сторонников Ляна Вэньбо, если они действительно чувствовали себя здесь почти как хозяева. Швейцария времен Второй мировой — вот что сегодня представлял собой округ Фусинь. Спецслужбы противников работают фактически бок о бок и совершенно этим не заморачиваются…

Ещё раз глянув в окно, Черников поднял стекло, отделяющее салон от водителя, и вынул из кармана небольшой диктофон. На то, чтобы сжато наговорить всё, что он сегодня узнал от Ченя Биньтао, ушло две минуты. За это время колонна продвинулась только на два квартала.

Консул выключил гаджет, опустил стекло и протянул диктофон сидящему впереди охраннику:

— Дима, держи это у себя. Если со мной что-то случится, обязательно сохрани и как можно быстрее передай Звереву.

— Понял, Виктор Иванович. Сделаю…

Стекло опять поднялось. Консул вздохнул и открыл встроенный в подлокотник бар.

Напитки в баре отсутствовали. Вместо них там лежал АПС, рядом два запасных магазина.

«Стечкин» лёг в руку, словно влитой. Магазины отправились во внутренние карманы…

Предчувствия не обманули.

Нападение на колонну произошло за полкилометра до консульства.

Слева от дороги тянулась роща, среди деревьев виднелась полуразрушенная фанза.

Идущий впереди БТР внезапно «подпрыгнул», а из-под его днища полыхнуло ярким огнём. Буквально тут же под раздачу попали машины сопровождения. Их поразили вылетевшие из развалин ракеты.

— Выворачивай на…!

Предупредительный крик пропал втуне.

Боковое стекло хрустнуло и осыпалось, водитель безжизненно навалился на руль.

— Из машины!

Дверцы авто распахнулись, Черников и охранник выпрыгнули наружу и залегли за остановившимся лимузином.

Через пару мгновений консул вдруг осознал, что практически не ощущает левую ногу.

Судя по разорванной в районе бедра и мокрой от крови штанине, в ногу попал осколок, а не болело, видимо, потому, что перебило какой-то нерв.

— Дима! Уходи, я прикрою!

— Нет!

Черников выставил за капот ствол и несколько раз выстрелил наудачу.

— Да! Это приказ!

Охранник тоже произвёл пару-другую выстрелов и попытался подхватить охраняемого под микитки с явным намерением оттащить его к правой обочине. Метрах в пятнадцати от дороги громоздился какой-то сарай, и если бы удалось до него добежать…

Увы, добежать сам консул не мог, а вдвоем их подстрелили бы без вариантов.

— Дима, б…! Капитан! Я же сказал, это приказ! Вали на… отсюда! Твое дело передать диктофон! Всё! Пошёл!

Ожидания и сомнения длились недолго. Не больше секунды.

Охранник коротко матюгнулся, выпустил консула и рванул вправо от лимузина. Уйдя перекатом от пуль, он резко сменил направление и через пару ударов сердца исчез за сараем…

Черников облегченно выдохнул.

Если бежать напрямик, до консульства отсюда меньше минуты.

Свой бой он вёл почти полторы.

То, что его хотят взять живым, он догадался раньше, ещё когда выпрыгивал из авто.

Бывший военный патроны считать умел.

Последний он сохранил для себя.

Как и обещал генералу Ченю…

Россия. Еврейская автономная область. Пашково-Облучье (18.03.2019 г.)

Ночь. Снег. Мороз.

По амурскому льду дует позёмка. На сопках восточнее поймы гулкая тишина. Ветер путается среди сосен и елей, застревает в свисающих до земли колючих ветвях, стынет в глубоких сугробах.

Раскинувшееся внизу село словно бы вымерло. Не светится ни одно окно, не горит ни один фонарь. Такое бывает. Перебои с электроэнергией тут не редкость.

Где-то воет собака. Жалостливо и заунывно. То ли от какой-то своей, чисто собачьей тоски, то ли просто по зову сердца, запуская в душу диких сородичей, испокон веков рыщущих по здешним лесам.

Луна скрылась за облаками. Темень — хоть глаз выколи.

Единственное, что помогает — это включенный в рабочий режим тепловизор. Да и то, если не знаешь, что скрывается в темноте, то можно искать это что-то вплоть до морковкиного заговения, и всё равно не найдёшь.

На том берегу на вершине холма уже пятый месяц сооружают что-то не слишком понятное, похожее на гигантскую пагоду или ангар для строительства дирижаблей. Любят соседи всё вычурное, огромное и бессмысленное. Великую стену, к примеру, или армию терракотовых воинов. Ни то, ни другое императорам древности не помогло, но — внушает. Так внушает, что кое-кто просто кушать не может: не прекращает строительство даже в самый лютый мороз и греет конструкции так, что наблюдателям на другом берегу приходится понижать чувствительность ПНВ, иначе на них такая засветка, что мама не горюй. А ведь при слабой чувствительности постоянно теряются некоторые детали, не особенно интересные простому зеваке и критически важные для каждого пограничника…

— Ну что, ползут?

— Ползут родимые. Кресты бы сверху поставить, и готовые холмики для могил.

— Кресты — это не по феншую.

— А что по феншую?

— А мне почём знать? Упакуем, спросим.

— Тоже верно…

Холмики на заснеженном льду еле просматривались. В обычное время на них бы не обратили внимания, но сегодня наблюдатели отмечали каждую мелочь.

«Холмики» мелочью не являлись. И не только из-за того, что слегка подсвечивались на экране, как будто были на градус теплее льда, но и потому что ползли. Пусть медленно, словно барханы в пустыне, но ведь ползли же. А сугробы, если они не лавина, по горизонтальной поверхности двигаться не умеют и на ветру рассыпаются…

— Шесть, семь… тринадцать, четырнадцать… восемнадцать… Вроде бы всё.

— А у меня тридцать три.

— Фигасе! Полсотни рыл на двоих. Не, мы столько не упакуем.

— Уже передумал спрашивать?

— Дык, сами же сказали. Не по феншую это.

— Да. Феншуй — это важно. Не по феншую нельзя. Придётся чуток потерпеть.

— Ну, будем надеяться, что только чуток, а не до утра.

— Надеяться мы не будем.

— А что будем?

— Исполнять приказ, товарищ сержант. Выявить, доложить, обеспечить контроль.

— Понял, товарищ прапорщик. Выполняю…

Добравшись до берега, «холмики» и «бугорки» один за другим превращались в белесые тени с оружием. Три с половиной десятка залегли в прибрежном снегу. Остальные, коротким броском преодолев дистанцию до заграждения, принялись резать проволоку и делать проходы в колючке. Примерно через минуту, убедившись, что их «никто не заметил», диверсанты двинулись к ближайшей из сопок…

— Ну вот. Ищи их потом по лесам.

— По следу найдём. Снег там глубокий, — пожал плечами старший по званию.

— Ну, разве что, — не стал спорить сержант.

О том, что их тоже могли обнаружить, пограничники не волновались.

Наблюдательный пост был замаскирован так, что отыскать его равнялось столкнуться нос к носу с каким-нибудь доисторическим мамонтом. То есть, серединка на половинку. Или встретишь, или не встретишь…

На западе, с другой стороны села, такие посты тоже имелись, но там обзор был не в пример хуже.

В самом Пашково население отсутствовало. Эта ночь стала для большинства жителей испытанием. Эвакуироваться требовалось максимально быстро и скрытно. Судя по реакции шифрующихся в потёмках китайских гостей, хозяевам удалось выполнить и то, и другое. Игра в кошки-мышки являлась национальной забавой не только в вымышленной Баккардии, управляемой небезызвестным принцем Флоризелем. В России её уважали не меньше.

— Они там, случаем, не замерзли? Больше часа лежат. Все причиндалы, небось, застудили.

— Нормально. Они так с перенаселённостью борются.

— Ну, тогда ладно. Тогда пусть лежат…

Залёгшие на берегу зашевелились лишь через полтора часа. Видимо, получили сигнал от ушедших в сопки: мол, всё в порядке, опасности нет.

Разделившись на тройки, бедолаги